class="p1">Как-то мы с русскими девчонками сидели в испанском ресторане и после зажигательного фламенко и двух бутылок «Сангрии» пели относительно современные русские романсы «А напоследок я скажу» и «Мне нравится, что вы больны не мной» на стихи наших известных поэтесс. Романсы вполне женские, трагичные, о любви и о женской доле. Испанцы за соседним столиком были в восторге. Они снимали нас на видео и фотографировались с нами. Потом мы пели песни из известных советских кинофильмов. Отчасти потому, что мы давно эмигранты и не знаем современного российского кино, в то время как культовые советские фильмы все смотрели по десять раз. Отчасти потому, что современное российское кино не создало ничего схожего по художественной силе. А мужчины предпочитают военные, героические, патриотические песни, которые вдохновляли людей сражаться за родину, порой идти на верную смерть. Оттого и запомнилось британскому сотруднику на десятки лет мощь и величие, исходящие от нашего стройного мужского хора. Наши знаменитые на весь мир «Хор Красной армии» (речь о хоре МВД, для заграничных гастролей назвавшемся хором Красной Армии) или «Хор Турецкого» – это же не просто пение, это весь менталитет русского народа. Песни грустные, песни драматические, из позитива там – только любовь к Родине.

И хотя Великобритания впереди планеты всей по песням и может гордиться большим количеством выдающихся музыкантов, культура хорового пения как таковая здесь представлена очень слабо. А именно она представляет коллективизм. Когда люди поют вместе, они чувствуют себя частью группы, какого-то культурного и духовного наследия. Британцы часто говорят, что у них и гимна-то своего нет. Есть несколько классических песен, которые могли бы исполнить эту роль – «Land of Hope and Glory» или «God save the Queen», но почему-то люди не помнят их слов. Чем вы занимаетесь в школе на уроках музыки, хочется спросить.

Но один раз я присутствовала на мероприятии, где британцы продемонстрировали необыкновенный патриотический подъём, который после десяти лет в Англии меня немало удивил.

Мы с мужем и моим папой пришли на концерт Кэтрин Дженкинс в Альберт-холле. Концерт был посвящён девяностолетию королевы Елизаветы, и публика соответствующая, мы с мужем, наверное, самые молодые, а все остальные как раз папиного возраста и старше. На улице стояли автобусы, которые привезли людей из домов престарелых. Концерт, конечно, получился патриотическим, и когда Кэтрин Дженкинс пела «Боже, храни королеву» и «Землю надежды и славы», уже весь зал стоял и пел вместе с ней. Атмосфера непередаваемая, такого душевного подъёма я не видела за все годы жизни в Великобритании. Папа стоял тоже, и, я бы сказала, пел вместе со всеми, только он не знал слов и пел в своём сердце. Мне казалось, даже он в этот момент чувствовал себя британцем. В любом случае, это единение многотысячной толпы в едином порыве напомнило ему советские времена, когда русские праздновали День Победы и первый полёт человека в космос, когда люди с шарами и транспарантами шли на первомайскую или октябрьскую демонстрацию. Мне в тот момент хотелось петь и плакать, хотя я тоже не знала слов. Я пообещала себе, что выучу хотя бы «Землю надежды и славы», потому что она моя любимая.

И я немедленно вспомнила похожее единение на Олимпийском стадионе во время церемонии награждения российских спортсменок (синхронное плавание, кстати, тоже не случайно приносит России одну золотую медаль за другой – любим мы групповые виды спорта, и мы в этом сильны). Зрители, ощущающие свою принадлежность к нации победителей, поднялись со своих мест, взметнули российские флаги и все вместе запели российский (советский) гимн. Разрозненные индивидуалы вдруг стали одной большой семьёй с общей культурой и наследием. Не знаю, могут ли песни битлов в одно мгновение создать такое единение нации. Но вести полки против врага с ними вряд ли получится. Мы поём хором в детском саду и в школе, в армии и на работе, дома и в саду на шашлыках, в походах у костра и на демонстрациях, на семейных праздниках и корпоративных вечеринках. У советской пропаганды были не только негативные стороны. Она оставила нам прекрасные фильмы, книги и песни, которые люди помнят десятилетиями.

А вы говорите, как понять загадочную русскую душу… Послушайте всем известные и всеми любимые песни, переведите слова – там вся русская душа.

Проблема маленького человека

Русский менталитет скрыт даже в самом языке

Английские студенты познают концепцию русского коллективизма уже с самых первых уроков русского курса. Банальная фраза «Меня зовут…» не содержит слово «имя» вообще. Дословный перевод этой фразы будет «I am called», ещё точнее «They call me…» («они называют меня…»). Кто эти мистические «они»? Люди. Любые люди. Моё имя не принадлежит мне, это просто форма обращения, которую используют другие люди. И вообще имя идёт во вторую очередь, в первую очередь называется фамилия, потому что я, как индивидуал, менее важен, чем та семейная группа, к которой я принадлежу (по крайней мере, в официальном контексте). Русское отчество как концепция не существует в западноевропейских языках вообще. У англичан и немцев есть второе имя, у французов и испанцев может быть целых три, но второе имя для русского человека – это и не его имя вовсе, это имя его отца, опять подчёркивающее его принадлежность к роду.

В традиционной нашей системе почтовых адресов первым указывается страна, потом область, город, улица, дом, квартира, и только в самом конце – имя человека. Современные российские конверты расположили адресата в первой строке по европейскому принципу, но почтальоны до сих пор недоумевают – зачем им такая неважная информация в начале сортировки?

Потом мы проходим на занятиях прекрасные фразы типа «У меня есть дом». Есть дом, который принадлежит мне. Есть жена, ребёнок, машина, и все они вроде как не совсем мой выбор, потому что я в этих предложениях как главное действующее лицо вообще отсутствую. На самом деле главное действующее лицо в них – дом, машина, ребёнок, потому что они выполняют грамматическую функцию подлежащего. Есть возраст, который случился со мной (Мне исполнилось двадцать лет). Есть вещи, которые меня радуют или не радуют (Мне нравится пицца). Русский аналог конструкции I like не содержит слова I вообще. Фильм, блюдо, коллега меня радует или не радует, а я сижу и терплю. Я – жертва обстоятельств. Практически ничего не решаю сам. Далее безличные предложения типа «Мне холодно/жарко». Это не I am cold or hot, это холод влияет на меня, а я тут страдаю, как видите. И это, как вы понимаете, самые базовые, самые первые фразы, которыми человек представляет себя и определяет своё место в мире.

На более поздней стадии обучения мы сталкиваемся с огромным количеством возвратных глаголов, суть которых в том, что человек опять ни за что не ответственен: дома сами строятСЯ, офисы сами открываютСЯ, чашки сами падают со стола в попытке суицида и разбиваютСЯ. В общем, оно само так случилоСЬ, сложилоСЬ и получилоСЬ.

Кстати, эту языковую закономерность отследил мой английский студент, который до этого жил в Южной Америке и изучал испанский. В испанском языке (и, как он добавил, латиноамериканской культуре) тоже всё само собой рвётся, ломается и останавливается, безо всякого вмешательства человека. Ему показалось, что меньшее количество возвратных глаголов в английском языке связано с большей ответственностью англичан.

Эту парадигму, закодированную в языке, ребёнок усваивает с детства, бессознательно, а потом, уже выросший, недоуменно разводит руками и говорит: а при чём здесь я? Так получилось. Это жена виновата, или начальник, или президент. И вообще страна у нас такая, культура, история – и я лично ничего изменить не могу. Наш язык, как вы понимаете, не в советское время придумали, он возник в древности и запечатлел осознание: человек мало на что влияет в своей жизни. Он порой даже принадлежит не сам себе, а какому-то барину, даже фамилии своей не имеет.

Есть в русском языке чудесная фраза «мне повезло» – или варианты вроде